ПРОЧИТАННОЕ
8. Кит Лоу, «Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны» (2012)
Описания послевоенных лет обычно исполнены в мажорной тональности: да, потери, да, разруха — но все-таки абсолютное зло фашизма побеждено, добро восторжествовало, народы взялись за руки и дружно восстанавливают мирную жизнь. Кит Лоу считает, что как раз мажора в те годы звучало не очень много, а самого зловещего минора — куда больше. Тем самым отважный британский историк ступает на заминированную территорию. Ведь борьба с «фальсификаторами» и «пересмотром итогов» свойственна далеко не только сегодняшней России. В той же самой Италии споры о событиях середины прошлого века раскалены и политизированы. А при более пристальном взгляде обнаруживается, что практически у каждой европейской нации есть свои «скелеты в шкафу».
Признаюсь честно: я многого не знал до знакомства с этой книгой. Не знал о кровавых еврейских погромах 1946 года в Польше и Венгрии. Не знал, что этнические немцы в освобожденной Праге обязаны были носить свастику, как до них евреи носили шестиконечную звезду. Не знал о массовых убийствах пленных югославскими партизанами Тито. И очень мало знал о гражданской войне в Греции.
Болгария, сообщает Лоу, была единственной европейской страной, где еврейское население за время войны выросло. Порадуешься за братушек, перевернешь несколько страниц и прочтешь о том, как в северо-восточной Греции болгарские оккупанты играли в футбол головами убитых греков. Автор хвалит Норвегию за быстрые и эффективные суды над коллаборационистами, а в следующей главе повествует о целом поколении детей, родившихся у норвежских матерей от немецких отцов и обреченных на жизнь изгоев. Отыскать белоснежных ангелов в послевоенной Европе воистину непросто.
Набивший оскомину спор о зверствах освободителей-красноармейцев, будучи помещен в общеевропейский контекст, тоже воспринимается иначе. Уже безо всяких документально подтвержденных свидетельств понимаешь: да, конечно зверствовали. Конечно насиловали. Конечно массово. По-другому и быть не могло. Что говорить: даже американские солдаты, поначалу плохо понимавшие, за что и против кого они воюют, после увиденного в концлагерях стали срываться в самосуд. Выжившие евреи и поляки сгоняли в те же лагеря немцев и отводили на них душу так, как и самим немцам в голову не приходило. Жаждой мести был густо пропитан весь воздух целого континента. Удивляться ли тому, что за четыре года военного ада бойцы рабоче-крестьянской армии, не чтившие ни Бетховена, ни Гёте и почти всегда имевшие личный повод для мести, озверели не меньше? А кто бы не озверел? Разве что интеллигент с культурной прививкой, чтящий Бетховена. Таких было мало.
Более того: оказывается, что и миф о воине-освободителе с немецкой девочкой на руках — не такое уж прямо советское ноу-хау. Мифы творили все. После войны европейские народы отчаянно нуждались в красивой легенде о самих себе. Всё плохое и позорное отписывалось побежденному врагу, а ряды бойцов Сопротивления задним числом выросли в разы. Коллаборационисты сплошь и рядом уходили от ответственности. Неудобные факты в спешном порядке заметались под ковер. Так, собственно, и создалось расхожее представление о военных и послевоенных годах, которое сегодня столь трудно поколебать.
Интересный момент: довольно подробно рассказывая о деятельности ОУН и об антисоветском подполье на западе Украины, автор называет такие фамилии, как Клячкивский или Стельмащук — но ни единого разу не упоминает Степана Бандеру. Лишний повод задуматься: почему же фамилия именно этого человека — просидевшего почти всю войну в немецком концлагере, да и потом занимавшего руководящий пост в своем движении скорее номинально — стала таким жупелом? У меня нет иного объяснения, кроме чисто фонетического. Больно уж соблазнительно само звучание этой фамилии. Подобно тому, как именем нарицательным для серийного убийцы стала фамилия «Чикатило», звучащая не по-русски и созвучная с междометием «чик» — так и фамилия «Бандера», тоже звучащая не по-русски и созвучная со словом «банда», стала любимой страшилкой советских пропагандистов. А уж дальше, по меткому замечанию Алексея Арестовича, сработал психологический эффект отталкивания: раз большевики пугают детей Бандерой, мы наоборот поднимем его на щит. Вот так и появился украинский аналог Че Гевары — медийный образ в очередной раз заслонил реального исторического персонажа.
Кит Лоу хорошо понимает, что отказ от упрощенного, мифологизированного понимания Второй мировой войны несет в себе немалые риски, часто облегчая реабилитацию заведомых злодеев — которая сегодня и наблюдается в целом ряде стран. Но усложнение исторической картины не должно вести к ее новому упрощению с банальной переменой местами добра и зла. Понимать подоплеку и все подробности тогдашних событий все-таки полезно — особенно теперь, когда в Европе идет новая война, после которой неизбежно придется пройти через многое из описанного в этой книге. Жаль, что авторы преступного лозунга «Можем повторить!» таких книг не читали.
